Дмитрий Бавильский уже заходил в гости к проекту Неудобная Литература, отвечал на нашу прошлогоднюю анкету (и там же я его коротко представил читателю Перемен). Это было где-то здесь. А сейчас — его ответы на анкету нынешнюю. Их я получил в самом начале проекта (как и большинство других публикуемых сейчас ответов), то есть в мае. Почему же ответы Дмитрия Бавильского я ставлю именно сейчас? Дело в сложившемся контексте. (А из ответов Димы, которые вы прочитаете ниже, ясно, что контексту он придает очень большое значение.) В частности, мне кажется уместным дать текст Дмитрия теперь, сразу вслед за ответами Игоря Яркевича и Валерия Осинского, которые — каждый на свой лад — постулировали в своих ответах, что существует как бы два типа литературных произведений: те произведения, развитие которых писатель контролировать в процессе написания не в состоянии (Яркевич даже добавил, что иначе «будет скучная и тоскливая литература»), и второй тип — те произведения, которые автор пишет, стараясь строго следовать задуманному плану. Дима же считает, что:

«Если писатель не управляет тем, что он пишет, то какой же он писатель? Писательство и есть контроль над всеми составляющими своего текста. Или Вы имеете в виду гения стихийного типа, который сам не ведает, что творит? Такого не бывает».

А с другой стороны тут же добавляет:

«Если темы и интонации заранее известны, то писать не интересно, да и не нужно – не будет того самого открытия (открытий) в процессе, ради которых всё и затевается».

Но далее: «Для меня принципиально написать то, что хотелось. Остальное вторично и даже третично».

А теперь читаем полностью ответы Дмитрия Бавильского.

Есть ли среди Ваших знакомых писатели, чьи тексты отказываются издавать, хотя эти тексты вполне достойны быть изданными и прочтенными публикой? Если возможно, назовите, пожалуйста, примеры. Каковы причины отказов?

Вопрос подразумевает наличие злой воли, которая блокирует выход того или иного писателя к читателю, бойкотирует какого-то автора, хотя в жизни все обстоит и проще и сложнее – в эпоху всеобщей тотальной незаинтересованности каждая публикация оказывается сочетанием самых разных факторов и усилий (авторских, редакторских и тд), поэтому, на мой взгляд, вряд ли можно из всего этого вывести какие-то закономерности. У нас нет четко и конкретно устроенной издательско-редакционной системы, сегментирующей литературное поле, занимающейся возделыванием тех или иных локальных ниш (первый признак этого – отсутствие мейнстрима). Все стихийно валится в тупые и необученные жернова, совершающие свою работу по наитию. Именно поэтому (в том числе и поэтому) невозможно навести хоть какую-то внятную социологию чтения и, тем более, публикаций.

Поскольку я занимаюсь редактированием сразу нескольких интернет-журналов, мне приходится иметь дело с огромным количеством авторов самого разного достоинства. Среди них есть достаточное количество авторов, которые достойны бОльшей популярности и даже славы, но которые совершенно не востребованы нашим текстуальным и информационным избытком. Тогда как на первый план, как правило, вылезают литераторы, чьи достижения являются не художественными, но пробивными. То есть, прежде всего следует говорить не о публикационных удачах-неудачах, но о литераторских стратегиях, приносящих или не приносящих удачу.

С другой стороны, что есть удача или неудача? Возможно, то, что изнутри кажется неудачей со стороны является оглушительным прорывом и наоборот. Авторы пишут, мотивируя себя самыми многими мотивами, и желание публикации и славы (какой, кстати, немедленной или посмертной, конвертированной в деньги или в респект?) является не самым важным, хотя и действительно весьма распространенным.

Есть ли в литературном произведении некая грань, за которую писателю, желающему добиться успеха (например, успеха, выраженного в признании читателями), заходить не следует? Может быть, это какие-то особые темы, которые широкой публике могут быть неприятны и неудобны? (Если да, то приведите, пожалуйста, примеры.)

Или, возможно, существует какая-либо особая интонация, которая может вызвать у читателя отторжение и из-за которой весь потенциально вполне успешный текст может быть «самоуничтожен»?

Текст сам по себе нейтрален и его восприятие зависит от внутреннего читательского устройства, а так же от контекста, в который тот или иной текст помещен. Одно и то же сочинение, помещенное в разные контексты, может играть разными гранями. С этим, скажем, связан один из последних шумных скандалов эпохи литературоцентирчности – когда несколько членов редакции «Нового мира» написали открытое письмо против публикации в их родном журнале романа Владимира Шарова «До и во время». Фантастический, визионерский текст о воскрешении мертвых в нейтральном для текста контексте, ну, например, научно-фантастического альманаха мог бы быть прочитан вполне естественно, тогда как в идеологически насыщенном контексте «Нового мира» (условно говоря, рядом с текстами Солженицына) выглядел как глумление и поругание святынь.

Или, скажем, представим какую-то прохановскую заметку или же заметку из прохановской газеты «Завтра», перенесённой в идеологически нейтральный и идеологически насыщенные контексты. Логика понятна?

Есть еще аспект литературного поведения, точнее, продвижения текстов нелитературными средствами. Таких сейчас все больше и больше и, лично у меня, они вызывают дикое отторжение. Скажем, мне кажется, ни одному (ни одному!) литератору впрок не идёт появление (даже сиюминутное) в телевизоре. Что-то метафизически странное происходит с текстами или с сознанием такого человека, что прямым образом влияет на качество его текстов.

То есть, содержание текстов может быть каким угодно, куда важнее общественно-политическая рама, его окружающая и влияющая на восприятие. Скажем, я никогда не стану читать текстов Захара Прилепина, так как изначально вижу в какой контекст и какими способами он помещает свои тексты, а мне это просто не интересно. Значит, дело не в интонации и не в опасных темах (их нет), но в том, что стратегия продвижения уже давным-давно стала важной составляющей самого текста.

Если такие темы и интонации, по Вашему мнению, существуют, то держите ли Вы в уме эти вещи, когда пишете? И насколько это вообще во власти писателя – осознанно управлять такими вещами?

Не очень четко сформулированный вопрос. Если писатель не управляет тем, что он пишет, то какой же он писатель? Писательство и есть контроль над всеми составляющими своего текста. Или Вы имеете в виду гения стихийного типа, который сам не ведает, что творит? Такого не бывает.

Мне сложно сказать, что я держу в голове, когда сочиняю. Есть некое смысловое облако, которое важно опредметить и, через текст, проявить в нем конкретность очертаний. Собственно, в этом и заключается смысл моего письма. Если темы и интонации заранее известны то писать не интересно, да и не нужно – не будет того самого открытия (открытий) в процессе, ради которых всё и затевается.

Что приносит писателю (и, в частности, лично Вам) наибольшее удовлетворение:

— или более всего Вас удовлетворяет метафизический и психологический факт самореализации – т.е. тот факт, что произведение написано и состоялось (благодаря чему Вы, например, получили ответы на вопросы, беспокоившие Вас в начале работы над текстом)? Достаточно ли для Вашего удовлетворения такого факта или Вы будете всеми силами стремиться донести свое произведение до публики, чтобы добиться первых двух пунктов?

Для меня принципиально написать то, что хотелось. Остальное вторично и даже третично. Важно писать для себя – только тогда текст способен выполнить возложенные на него функции и «быть собой». Это ведь очень важный вопрос – для чего люди пишут. И тут как в сексе – для кого-то секс это физическая разрядка, для кого-то – способ близости, для кого-то – возможность коллекционирования людей или эмоций, для кого-то способ времяпрепровождения, а для кого-то и способ самоутверждения. Мне кажется крайне важным добиться того, чтобы наши действия не принимали облик других действий, не наползали на чужие участки чужой работы (подмены всегда чреваты неврозами), но на сколько это возможно честно отвечали за свои участки работы, выполняя то, что от них требуется.

Иначе происходит накапливание подмен и несоответствий. Нужно честно спросить себя для чего ты пишешь. Творить треш или коммерческую развлекуху не стыдно, стыдно (чревато) выдавать её за подлинник. Больше всего я не люблю подмены. Пушкинское «не продаётся вдохновение, но можно рукопись продать» ровно об этом. Многие пишут тексты (особенно это заметно по стихам) не ради бескорыстной работы с языком или со своими эмоциями и чувствами, но только для того, чтобы создать информационные поводы для самопродвижения. Для того, чтобы их, наконец, полюбили. Добиваться взаимности – достойный труд, но тогда не следует выдавать себя за эзотерика, экспериментатора или патриота.

Вы можете возразить мне, что автор, порой, и сам не знает зачем он пишет, то есть, ему кажется, что он исследует социальные механизмы, а, на самом деле, пишет для денег или для славы, но тогда я скажу, что грош цена такому сочинителю, который не может разобраться в самом себе. Ведь, прежде чем разбираться в других, следует хотя бы немного поработать с собой.

Что Вы думаете о писателях, которые активно себя раскручивают – как лично, так и через друзей и знакомых? Должен ли писатель заниматься этим не совсем писательским трудом?
Если да, то почему?
Если нет, то почему?

В идеале не должен. Но мы живём не в идеальных условиях, поэтому, несмотря на отвратительность зрелища, закрываешь глаза и делаешь поблажку тем, кто этим неотступно занят. Да и сам я, скорее всего, не без греха, хотя совесть моя, в этом отношении, чиста. Чище чем у других – самопродвижением я стараюсь не заниматься, предпочитая стихийность складывающихся отношений между текстом и его потенциальными читателями. Возможно, это стратегия неуместная в эпоху всеобщего равнодушия, но я, как плохой отец своим творениям, считаю, что читателю нужно потрудиться, чтобы найти путь к тому, что я пишу. Да, в ситуации информационного избытка, это сложно, зато отсекает лишних зевак и предвзятых соглядатаев.

Впрочем, в самопродвижении самом по себе нет ничего ужасного (в конце концов, с волками жить), однако, всегда важно соотношение выхлопа и затрачиваемых на это затрат; существенно наличие сухого остатка, новой информации, ремы. Все это существует в пропорциональном соотношении, и выхлопа должно быть больше, иначе, ты продвигаешь пустоту и просто ездишь лохам по ушам.

Мы видим массу (и таких подавляющее большинство) авторов, которые авторами и не являются. Используя задубевшие от бесконечного числа использований жанровые и дискурсивные модели, такие люди не создают ничего нового, кроме, разве что, возможностей для самопродвижения. Так и возникают механизмы, которые не везут ничего, кроме самих себя. А зачем мне чужая саморепрезентация? Тем более, если мне своих богатств девать некуда? Текст должен (обязан!) отвечать тем или иным моим внутренним потребностям, а когда мне просто навязывают самого себя, то какой мне от этого прок?

* * *

Далее: ответы Елены Колядиной, а также диалог Елены Колядиной и Виктора Топорова по поводу того, должен ли писатель бояться издателей.

Скоро почитаем ответы Фарида Нагима, Алексея Шепелёва, Андрея Бычкова, Сергея Болмата, Натальи Рубановой, Маргариты Меклиной. А также представим роман Натальи Рубановой «Сперматозоиды», который мы вот-вот начнем публиковать на Переменах.

* * *

Читайте в предыдущих выпусках Хроники Неудобной Литературы:

— Роман «Предатель», Часть Третья. Ответы писателей: ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ
— Ответы Игоря Яркевича
— Кровавые мальчики, или Мало ли в Бразилии донов Педро
— Ответы Дениса Драгунского
— МОТОБИОГРАФИЯ: ТОМ 2. Анонс
— Поэма Кати Летовой «Я люблю Андрея Василевского» и «чахнущая» литература
— Писатель как мундир? Ответы Марины Ахмедовой
— Ответы Михаила Гиголашвили
— Интервью с Димой Мишениным. О графомании, мини-юбках и бездарных чиновниках
— Ответы Алисы Ганиевой
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Виталия Амутных
— Ответы Александра Мильштейна
— Ответы Олега Ермакова
— Ответы Романа Сенчина
— Ответы Ильи Стогоffа
— Обнуление. (Ответ Олега Павлова Роману Сенчину)
— Серая зона литературы. «Математик» Иличевского. Ответы Александра Иличевского
— Ответы Марты Кетро
— Ответы Андрея Новикова-Ланского
— Виктор Топоров и Елена Шубина. И ответы Олега Зайончковского
— О романе Валерия Осинского «Предатель», внезапно снятом с публикации в журнале «Москва»
— Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
— Курьезный Левенталь
— ответы Валерия Былинского
— ответы Олега Павлова
— ответы Сергея Шаргунова
— ответы Андрея Иванова
— ответы Владимира Лорченкова
— Где литературные агенты
Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.
— Новый Опрос. Вопросы к писателям

* * *

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ. «ПРЕДАТЕЛЬ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ВСЕ книги проекта Неудобная литература

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>